КИНООБЗОР: Как выздоравливают от войны: в российском прокате «Дылда» Кантемира Балагова

27-летний ученик Сокурова уже четырежды номинировался на награды Каннского кинофестиваля. Его дебютную «Тесноту» о жизни еврейской семьи в Нальчике в 90-х высоко оценили критики, поэтому во время работы над второй картиной Балагову предстояло не только решить художественные задачи, но и не сломаться изнутри. Кажется, у него получилось. На российские экраны вышла его вторая работа – фильм «Дылда» о санитарке госпиталя в послевоенном Ленинграде.

Оттаивание. Именно так лучше всего назвать то, что показывает в своем новом фильме Кантемир Балагов. Прежде, чем придет оттепель в масштабах страны, должен оттаять каждый человек. Дается это непросто. Слова в «Дылде» произносятся нечётко, неуверенно и скомканно. В первой сцене «Зеркала» у Тарковского почти не способный говорить ребенок вновь получает дар речи. Персонажи Балагова тоже обрели эту способность, но пока с трудом справляются с новой задачей.

Отгремели салюты, вернулись с фронта раненые, теперь предстоит генеральная уборка в масштабах страны. Чтобы начать строить, нужно сначала разобрать руины, вымести и отскрести, обработать хлоркой, перебинтовать и залечить. Что-то не залечится. Начальнику госпиталя в любой момент может светить «вышка» за «многочисленные факты» (так сказано в доносе) эвтаназии. Только этого слова никто в «Дылде» не произносит. Есть проглоченные рыдания жены бойца-инвалида в кабинете у начальника госпиталя. И слово бойца сильнее попытки начальника выставить неудобных посетителей из кабинета, оставить их наедине с проблемой: как жить, если отец двух дочерей и глава семьи больше не встанет на ноги. Потому доверенной медсестре тайно передается ампула.

Простая радость в 45-м – померить платье. «А можно я покручусь немного?», – с трудом выдавливает из себя фронтовичка Маша, онемевшая от счастья, когда портниха примеряет ей новый наряд.

Еще один штрих. Замечено, что в последнем фильме Алексея Германа «Трудно быть богом» подобраны актеры с физическими недостатками: косые, уродливые, с неправильными чертами лица. У Балагова в «Дылде» как будто бы нет естественных, звонких и внятных голосов, люди говорят сипло, неразборчиво, проглатывая слоги и слова. Герман, живописуя коммуналки 50-х, не дает зрителю расслышать слова, перед камерой то и дело проходят бабы с ведрами, кричат дети, гремят кастрюльки. Но в «Лапшине» и «Хрусталеве» Мастер широким джойсовским жестом показывает космос шестой части суши, а в «Дылде» Балагов приоткрывает завесу над микрокосмом человека, искалеченного войной.

По вине Дылды погибает маленький сын ее подруги Паша, теперь она «должна» Марии ребенка. После многократных фронтовых абортов Мария бесплодна, для зачатия приглашается самый видный мужчина из знакомых. Гарантия выполнения мужского долга перед женщиной – уже приготовленное письмо в НКВД.

Мысли о ребенке помогают закинуть мост в будущее. Возможность рожать детей – едва ли не единственное, чего не отняли у большинства людей война и нужда. Маша говорит о будущем ребенке Ии: «Он нас вылечит».

Самая сильная сцена фильма происходит в столовой богатой ленинградской семьи. По обе стороны стола две женщины: одна прошла через ад войны, где искала себе нового мужчину едва ли не каждый месяц, чтобы выжить и быть сытой; другой повезло быть женой важного чина. Напряжение между женщинами нарастает, пока вдруг не оказывается, что они ближе друг другу, чем можно было подумать. Советская княгиня поняла простолюдинку по-женски. И по-женски отсоветовала ей жениться на собственном избалованном сынке, которого отмазала от фронта. Слишком длинна могла быть дистанция между двумя 20-летними в 45-м.

Виктор Плешаков